Китай: глазами журналиста XIV: назад в XIX век

До 1928 года провинция Цинхай была частью независимого Тибета, и именно тибетцы, наряду с казахами и монголами, являются одними из немногих, для кого Цинхай является настоящим  домом. Они составляют более, чем одну пятую часть местного населения.

Остальные, ханьцы, как называют большинство населения Китая, и представители многих других национальных меньшинств пришли сюда по разным причинам - в лучшем случае их сюда прислало правительство как полицейских, солдат или чиновников. Но суровый горный край стал «местом перевоспитания» для политических заключенных. Неудивительно, что провинцию называют китайской Сибирью. Здесь дуют ветра, мороз, область находится на периферии, поэтому подходит для устранения неугодных людей и строительства трудовых лагерей. У тех, кому повезло и кто выжил, часто не было другой возможности, кроме того, как здесь остаться.

В течение четырех тысячелетий тибетцы вели кочевой образ жизни. Вместе со стадами яков и овец пересекали горные луга и в долины спускались лишь для обменной торговли. Мне бы хотелось встретить хотя бы одного кочевника, но это как-то не вписывается в нашу программу. Потому что в этот раз мы едем посмотреть город, где только что завершилось строительство современного жилого комплекса для «бедных горных районов».

Китайское правительство в рамках  программы «Мы открываемся западу» поставило ​​задачу значительно повысить уровень жизни местного населения, и, как мы слышим от нашего гида, «... программа очень успешно выполняется, переселившиеся люди очень счастливы, что у них есть горячая вода и электроэнергия, здравоохранение, что они получают государственную пенсию, и дети могут ходить в школу ...».  Хм, насколько я знаю, действительность другая. Гид забыла упомянуть, что большинство бывших кочевников не умеет читать и писать, только некоторые из них понимают по-китайски, не говоря уже об английском языке, ни у кого нет никакого образования и трудовых навыков, кроме, как быть пастухом, и никто им не даст никаких средств для «переподготовки».

Вместо объявленного богатства гораздо чаще приходит потеря корней, экономической независимости, худшая второстепенная работа или, скорее, безработица, бедность, люди живут в нищете в коробкообразных жилых районах и жалкую государственную компенсацию в конечном итоге тратят на дешевый алкоголь, потребление которого сопровождается игрой в настольные игры и бильярд. Официальные числа переселенных горцев и кочевников разные,  но фактически это число колеблется около миллиона, и неповторимый мир тибетских равнин уходит безвозвратно в прошлое.

Мы в цели. Прибываем в город, который на первый взгляд определенно не имеет ничего общего с живописностью. Мы проходим возле облезлых, оббитых, облупленных низких зданий, разбитое шоссе постепенно переходит в пыльную дорогу. Если честно, то мне совсем не хочется на сегодняшнюю экскурсию - у нас дома тоже полно районов с новыми жилыми комплексами, а здесь с ними связан еще весь этот камуфляж о  повышении уровня жизни населения. Кроме того, у людей здесь нет возможности сказать, что им ничего подобного не нужно, что они хотят жить так, как их научили родители, бабушки и дедушки, и так, как их это устраивает. Поэтому я уже заранее воинственно настраиваюсь и готовлю придирчивые вопросы, на которые, конечно же, получу самые уклончивые ответы.

Автобус начинает тормозить, и мы сразу смотрим на картину, которая неожиданно предстает перед нашими глазами. Мы на окраине рынка, вьющегося по обоим сторонам дороги. Все здесь невероятно красочное, пестрое, живое, здесь сидят, стоят и бегают красивые тибетцы всех возрастов, и при ближайшем рассмотрении я понимаю, что мы вернулись в XIX век. Между нами журналистами начинается шум, все отчаянно вытаскивают камеры и фотоаппараты, и, к большому ужасу гидов, никто не реагирует на их попытки направить нас в одну боковую улицу, где, вероятно, скрывается это «бетонное сокровище».  

«У нас нет времени. Этого нет в программе! Нас ожидает делегация руководства города. Мы не можем задерживаться...», кричат нам несчастные пекинские девушки. Бесполезно. Мы в восторге, такое зрелище большинство из нас никогда еще не видело, мы бескомпромиссно требуем еще хотя бы полчаса – разозленные гиды разрешают 15 минут, хотя они знают, что у них нет никаких шансов в таком коротком сроке нас загнать назад. Понятно, что у них произошло что-то не так - мы должны были увидеть, как западный Китай приближается к развитому востоку, а вместо этого здесь с энтузиазмом бегаем по рынку, где время остановилось.

Нескрываемое удивление с обеих сторон. Мы снимаем каждый ларек с разными разностями, каждую ремесленную «станцию» - невероятный железный аппарат, изготавливающий ключи, монстр, на котором шьется обувь, кузнеца с подковами... А местные жители осматривают нас с ног до головы, детей собираются вокруг камер - мы показываем им, что сняли - раздаются взрывы смеха. Их собирается все больше и больше, они хотят себя увидеть, даже многие взрослые не устоят. С гордостью позируют нам, и мы с уважением заранее их спрашиваем, если можно сделать снимок.

Я стараюсь запечатлеть все цвета, которыми изобилует одежда местных жителей, платки на головах женщин, искусно замотанные в какие-то тюрбаны, косички, переплетенные лентами, украшающие девочек и старух, многослойные юбки, а затем несколько чисто «западных» моделей местных подростков, которые высокомерно нарушают колорит. Минуты убегают невероятно быстро, мне нужно идти к автобусу, но, несмотря на нервные жесты и призыв гидов, я не могу устоять и останавливаюсь возле красивой старой женщины с лицом, изборожденном морщинами, и невероятным спокойствием в глазах. Последний раз спрашиваю, если можно сделать снимок. На этот раз это обходится без улыбки. Слегка кивнет, остановится и гордо смотрит вдаль. Щелк, щелк, щелк. Я благодарю и с чувством большого уважения вешаю фотоаппарат на шею. Мы едем в жилой комплекс.

Текст/фото: Андреа Фантова

Перевод: Алла Куцерова